А Горбачев называл доходы от работы на своем участке НЕТРУДОВЫМИ, еще и на Президиуме Верховного Совета 26.11.88 говорил о недопустимости частной собственности, как основы для эксплуатации. Это не просто глупость – это примитивизм догматического мышления.
Что частная собственность является основой эксплуатации, никто с этим не спорит, но беда в том, что, без частной собственности производство теряет естественный смысл. Искусственная же, плановая экономика, основанная на воле личности без элементов саморегулирования, неустойчива, и имеет низкую производительность из-за отсутствия конкуренции.
В развитых странах с экономикой на базе частной собственности достигнут высокий уровень жизни, а обуздание эксплуатации осуществляется на основе Классовой борьбы путем забастовок, организуемых профсоюзами.
Нас тоже в институте учили Марксизму – Ленинизму, но к 80-ым годам мы поняли, что многое в этом христианско-коммунистическом учении неосуществимо. Прекрасно и правильно! Но неосуществимо.
А теперь я понял, что не только неосуществимо, но и ошибочно (Горбачеву, в соответствии с его положением, надо бы понять это раньше меня). На мой взгляд, Маркс допустил две ошибки, которые на пути страны к величайшей вершине, достигнутой на основе принятой народом идеи социализма, коверкали этот путь противоестественными трудностями и политическими преступлениями и, в конечном счете, погубили эксперимент.
Я уж не говорю об утопичности самой коммунистической идеи, основанной на представлении о божественной способности человеке жить по законам разума, минуя закон борьбы за существование.
Положение же о социализме не противоречило закону борьбы за существование, неудача при его строительстве была порождена тактической и стратегической ошибками.
Первая ошибка заключалась в утверждении, возникшем из опыта Парижской коммуны, что революция должна завершиться диктатурой пролетариата. Положение о диктатуре пролетариата уничтожило оппозицию и политический вид борьбы за совершенство руководства, и открыло дорогу тоталитаризму и политическим преступлениям при кровавой диктатуре.
Вторая ошибка заключалась в утверждении, что поскольку при коммунизме отомрут товарно-денежные отношения, то уже при строительстве социализма надо от них постепенно избавляться. Это утверждение, с одной стороны, заставило, а с другой стороны, позволило руководству страной встать на противоестественный путь искусственного управления экономикой.
Руководство страной вместо того, чтобы развивать рыночные отношения с конкурентной борьбой между социалистическими предприятиями, признав их средства производства и продукты их труда их коллективной собственностью, предпочло плановое изготовления товаров на государственных предприятиях и назначение за эти товары цен на основе умозаключений, ориентируясь на себестоимость и на политическую целенаправленность, а не на спрос, что, в конечном счете, привело экономику к краху.
Ко времени прихода Горбачева к власти, положение в экономике сложилось в рамках прежних экономических отношений не разрешимое.
Когда в конце правления Брежнева рост потребления превысил прирост производства, стали постепенно расти цены на базаре (до этого четверть века бывшие практически неизменными). Для поддержания благосостояния пришлось ускоренно повышать зарплаты. Но при этом Политбюро во главе с Горбачевым, продолжая демонстрировать дееспособность социалистической экономики, держало цены в госторговле неизменными, не смотря на рост зарплаты, т.е. на рост затрат на производство, и производство стало нерентабельным, платить зарплату стало не из чего, и пришлось включить печатный станок, началась инфляция. Смена экономической формации стала неизбежной.
Это очень упрощенное объяснение, ибо рост потребления при Брежневе можно объяснить необоснованным ростом зарплат, демонстрирующем «успехи социализма».
При относительной политической свободе, дискуссия между экономиками и политиками в таком упрощенном виде стала доступна нам.
Стали появляться исследования причин разрушения промышленности – было ли это только причиной низкой квалификации руководителей государства, или это была, осуществленная не бескорыстно, целенаправленная деиндустриализация страны. Слышал, вроде от Хазина, по проводному радио в первых числах февраля 2012 года, что многие склоняются к последнему.
Рассматриваемое экономистами, как ВЕЛИКИЙ ЭКСПЕРИМЕНТ, созданное в 17 году государство, отвергающее частную собственность на средства производства, пока экономика была мобилизационной на основе жесткого принуждения, демонстрировало жизнеспособность.
В этом государстве выросли свои инженеры, создающие какие-никакие самолеты, какие-никакие автомобили, ракеты и космические станции, атомные ледоколы и домостроительные конвейеры. Но эта жизнеспособность была искусственной – за невыполнение плана руководителя могли расстрелять, к руководству ставили таких людей, которые были способны для выполнения плана сделать невозможное, когда сверхплановые и сверхурочные работы были нормой.
После хрущевской перестройки и оттепели, когда принуждение отпало, когда при разборе персональных дел руководителей предприятий, не выполнивших план, стали учитываться «сложившиеся обстоятельства» и «реальная обстановка», первый же пятилетний план был провален – по монолиту пробежали трещины.
70 лет мозолило это государство глаза остальному капиталистическому миру, и этим миром искалась возможность нас с политической карты мира стереть, и вот теперь на это появилась надежда.
Резинкой для стирания стало правительство в самом нашем государстве. Сформированное из самих себя, на основе диктатуры «пролетариата», оно оказалось не достаточно гибким, чтобы понять иллюзорность «Мировой пролетарской революции», и, демонстрируя «победную поступь социализма по планете», втянулось в губительную гонку вооружений при одновременном росте жизненного уровня населения. Это превращало трудовые усилия большей части своего населения в застилающую глаза пыль военной мощи, вместо того, чтобы эти усилия направить на стимулирование внутреннего рынка.
Страна, лишенная механизмов саморегулирования в виде оппозиции и товарно-денежных отношений, была в своей основе экономически не устойчива, и не найдя в процессе эволюции пути к налаживанию рыночных отношений между социалистическими предприятиями, скатилась на путь к краху.
Нашлись силы этот гибельный путь подогревающие – по заказу от внешних сил, или по собственной дурости, или по причине корысти?
Вот этого я не знаю, и ни на одну из причин указывать не буду, только буду рассказывать о том, что видел.
Вдали от Политбюро, которое еще боролось против частной собственности, там наверху, формировался слой жаждущих приобрести эту собственность, а здесь, внизу, когда перестали платить зарплату, нам стало наплевать, кто будет владеть этой собственностью – лишь бы деньги платили – последствий мы не предвидели. На Олимпе этого не видели, или считали нормальным?
Ельцин определяется
Компартия действительно вела себя как слепая, 22.04.90.Политбюро одобрило прославление Ленина к его 120-тилетию. А «Комсомольская правда» 20.07.91 рассказывала, как в Ленинграде немцы на улице организовали раздачу голодным, не получающим зарплату жителям города Ленина, горячего супа, и сетовала, что неимущих оттесняет хиппующая молодежь.
Правительство с явным опозданием все же решило попытаться на тонущем корабле увязать зарплату руководства с результатами труда (что я предлагал еще в начале правления Горбачева). Пока речь шла о «социализме с человеческим лицом», это имело смысл, но сейчас это было совершенно бессмысленной попыткой. Удар, нанесенный ликвидацией Госплана без всякой подготовки рынка, в стране, где до этого планировался выпуск каждого болта, пробил в нашем корабле такую брешь, что он, казалось, неудержимо пошел ко дну. Ни о каком социализме уже не могло быть и речи. Заинтересованности у руководителей в социализме не было, а контроль был ликвидирован.
Крупные руководители уже увидели другие горизонты, другие возможности, которые им мог обещать рынок.
Что они имели при Советской власти?
Хорошую зарплату – в два – три, ну в четыре раза превосходящую зарплату квалифицированного рабочего.
Прекрасную квартиру, некоторые в доме со швейцаром, или персональный дом с числом комнат в два раза большим, чем у многодетного рабочего.
Возможность поехать на прекрасный курорт, дать образование детям и устроить их на хорошую работу.